Нерисса Натоли устало брела по улицам Вестмарша, скользким от потоков воды, льющейся с небес. Огни слабо мерцали сквозь пелену дождя, и их блеск казался зловещим в сгущающихся сумерках. Ее больше беспокоили не твари, недавно появившиеся в городе, а слишком холодная погода и туман, сгущавшийся все сильнее, пока не начинался дождь; из-за сырости мостовая была очень скользкая. В плотном шерстяном плаще замерзнуть ей не грозило, но идти под дождем было все равно неприятно, и горько на душе.

Еще год назад она бы путешествовала в экипаже в сопровождении слуг. Конечно, год назад у дверей еще не толпились кредиторы — не нужно было разбираться с уймой долгов и неоплаченных счетов на имя ее мужа. Она старалась убедить себя, что в глубине души Эштон был хорошим человеком. Но пьянство и азартные игры губили и более великих людей, и сейчас он пропал неизвестно куда, прихватив с собой остатки семейного состояния. Нерисса не винила его, но, ступив в ледяную лужу, ощутила, как желудок болезненно сжался, а рот наполнился горечью.

Она спускалась по улице жилого квартала, вдоль которой высились изящные особняки и росли старые деревья. Нерисса вспомнила о временах, когда она брала с собой Элизабет на балы-маскарады, проводившиеся как раз на этой улице. Тогда у них еще были деньги на новые платья, а улица казалась такой величественной из окна экипажа... А потом экипаж исчез следом за платьями, а деревья стали черными и зловещими, когда их старые перекрученные ветви проступали сквозь пелену тумана.

Лошадей она продала в последнюю очередь. Они были символом семейного положения, после их продажи уже невозможно было поддерживать даже видимость благополучия. Теперь она шла по мокрым от дождя улицам, словно обычная горожанка. Нерисса проклинала судьбу и мечтала, чтобы Эштон все-таки вернулся живым и невредимым, отринув свои пагубные пристрастия. Обычно она не любила предаваться фантазиям, но сейчас мало что могло ее утешить. Она повторяла про себя, что найдет способ справиться с трудностями. Она не допустит, чтобы ее сестра влачила жалкое существование и умерла в нищете. Одной этой мысли было достаточно, чтобы укрепить дух Нериссы. Она сможет найти выход, и неважно, какую цену придется заплатить за успех.

Свернув на боковую улочку, она наконец увидела цель своего пути: темный силуэт, похожий на каменный утес, открытый всем ветрам. На самом деле это был всего лишь скромный дом, один из тех, что сдавал внаем Винсент Дэстин — богатый, хоть и несколько вульгарный делец и ростовщик. Впрочем, Нериссе казалось, будто дом возвышается над ней, словно грозный исполин. Входить внутрь ей совершенно не хотелось, и она взглянула на дверь, словно ожидая чего-то. Год назад слуга с ее посланием устремился бы к двери, а она бы сидела в экипаже, неторопливо попивая изысканное кеджистанское вино. Сегодня же ей пришлось самой подниматься по ступеням. Она была в ужасе из-за того, что придется просить — нет, умолять — проявить терпение. Ей казалось, что от стыда она провалится сквозь землю.

Нерисса достигла двери и подняла руку к дверному кольцу. Она обхватила холодное металлическое кольцо, собрав всю свою решимость, и постучала в дубовую дверь, которая почти сразу за этим открылась, чуть слышно скрипнув хорошо смазанными петлями.

— В чем дело? — спросил ее дородный привратник.

Нерисса заметила его приподнятую бровь и сочла это проявлением неуважения, но сдержалась и промолчала. В конце концов, ей предстояло просить о своем доме, и она подозревала, что мера ее отчаяния была очевидна даже для слуг. Когда Нерисса узнала, что Эштон занял деньги, заложив их дом, она ощутила, как мир перевернулся вверх дном. Раньше она вообще не знала, что такое долги. Нериссе было незнакомо пугающее чувство неуверенности в завтрашнем дне, у нее не было счетов, которые было не на что оплатить, и невыполнимых долговых обязательств. Но дом… это нечто совершенно иное. Потерять дом — значит лишиться последнего пристанища и последней надежды вновь занять подобающее место в обществе Вестмарша. Лишь этот дом позволил бы ей выбраться из долговой ямы, в которой она очутилась из-за Эштона. Кроме того, это был последний шанс найти достойного жениха для Элизабет...

Вернув себе обычное самообладание, она вежливо, но непреклонно ответила слуге: — Мне нужно поговорить с господином Дэстином.

Затем она вспомнила, что еще не представилась, и добавила:

— Я Нерисса Натоли.

Привратник раздумывал дольше, чем было бы прилично в таких случаях, по мнению Нериссы, а затем, к ее крайнему изумлению, быстро произнес: «Я узнаю, дома ли господин», и закрыл перед ней дверь.

Это было уже слишком. Она осталась стоять на пороге, словно какой-то уличный торговец или обычный посетитель, пришедший по незначительному делу! Нерисса не знала, что и ответить на такое оскорбление. Она обязательно расскажет Дэстину о грубости его слуг.

Она подумала о том, что ждет ее вечером. Элизабет умоляла ее остаться и сыграть с ней в карты. Нерисса горько улыбнулась. Ее сестра могла бы думать о танцах и всяких развлечениях, даже находясь в горящем доме. Впрочем, происходящее с домом Натоли в каком-то смысле можно было уподобить пожару, и последствия им грозили не менее печальные. Элизабет ожидало самое незавидное будущее: она была молода и прекрасна, но у нее не оставалось ни малейшего шанса выйти замуж, пока благосостояние семьи не будет восстановлено. Нерисса старалась не думать о борделях и игорных притонах, где родовая честь ее сестры обратилась бы в прах, но явственно ощущала, как в горле образовался комок. Она напомнила себе, что Эштон был хорошим человеком... в глубине души.

Дверь вновь распахнулась, и Нерисса приготовилась было войти внутрь, но привратник произнес: «Господин не принимает посетителей». В его тоне не было даже слабой тени уважения.

Нерисса замешкалась, занеся ногу над порогом. Неужели она не ослышалась? Этот выскочка-торговец и правда отказывается ее принять? Кровь прилила к ее щекам, но она знала, что должна держать себя в руках. Если устроить сцену, это лишь усугубит унижение. Ее мать частенько говорила, что благородную женщину можно всегда отличить по манере поведения, и Нерисса не собиралась представать перед этим невежей-слугой или его беспардонным хозяином в невыгодном свете. Она не даст им удовольствия видеть, что ее вывели из равновесия, и будет вести себя чинно и благовоспитанно. Она собралась с мыслями и лишь ответила: «Очень хорошо», а затем грациозно развернулась, чтобы уйти.


Покрытые брусчаткой мостовые были мокры от дождя. Нерисса шла домой, и дождь теперь лил как из ведра. Отблески пламени фонарей и свечей отражались в лужах, и она изо всех сил старалась в них не ступать. Ее гнев постепенно утихал, и на смену ему пришли страх и отчаяние. Она была настолько поражена отказом Дэстина поговорить с ней, что упустила из виду последствия. Ей не дали даже шанса попросить об отсрочке возврата долга, не позволили умолять о доме, принадлежавшем ей и Элизабет. Положение было отчаянным, когда она шла к домовладельцу, но теперь все стало намного хуже.

Погруженная в свои мысли, она вдруг услышала тихое ржание. Нерисса подняла голову, и холодный дождь омыл ее лицо. Она поняла, что не узнает улицу, на которой оказалась. Узкая, темная улочка петляла и изгибалась, будто тропинка в дождливом лесу, где таились неведомые существа, внезапно появляющиеся из тьмы. Нерисса хорошо знала широкие улицы и бульвары Вестмарша, но эта пустынная и зловещая дорога была ей незнакома.

Она повернулась, пытаясь обнаружить источник звука, и вновь услышала ржание, на сей раз вместе со скрипом и стуком колес экипажа. Проклиная туман, Нерисса огляделась. Неизвестно, что пугало ее больше: пустынная темная улочка или невидимый экипаж. Внезапно перед ней встал на дыбы угольно-черный конь, которого круто осадил возница, дернув за поводья. Ноги Нериссы едва не подкосились от страха, но внезапно животное успокоилось, а возница невозмутимо смотрел на нее, будто ничего не произошло.

Ей был незнаком вид ливреи слуги, но покрой был старомодным: такая одежда вышла из моды лет двадцать назад, не меньше. Она вновь склонила голову и еще явственнее ощутила всю постыдность своего положения перед лицом знатного и уважаемого человека, но тут ее окликнули по имени, и она резко подняла голову.

— Нерисса?

Голос был мягким, нежным и явно принадлежал почтенной даме в летах, но Нерисса его не узнавала. Она подошла к окну экипажа, из которого показалась тонкая старческая рука, обезображенная артритом. Нерисса напрягла зрение, стараясь разглядеть лицо в полумраке экипажа.

— Да?

— Не стойте там, моя дорогая. Хватит мерзнуть под дождем, вы наверняка промокли до нитки. Натаниэль, открой дверь.

Возница ловко спустился с козел и без единого звука почтительно распахнул дверь экипажа. Нерисса милостивым кивком поблагодарила его и забралась в экипаж. Она была слишком озадачена, чтобы долее испытывать стыд, и ее переполняла благодарность за то, что ей позволили укрыться от дождя.

Устроившись на деревянной скамье, она поморгала, чтобы глаза привыкли к темноте, и затем разглядела полноватое лицо, испещренное морщинами и обрамленное седыми кудрями, и тело, усохшее от старости до размеров ребенка. Нерисса судорожно старалась припомнить ее имя, но не могла. Ни единой догадки! А ведь ее собеседница определенно знала Нериссу и отнеслась к ней по-доброму — в отличие от прочих господ из Вестмарша, все более сторонившихся ее.

— Прошу простить меня, — наконец, запинаясь, произнесла Нерисса, в то время как женщина благосклонно смотрела на нее. — Прискорбно, но я никак не могу припомнить, где мы встречались.

Ее собеседница улыбнулась и потрепала Нериссу по замерзшей руке. На ощупь кожа старой дамы была похожа на сухой пергамент.

— Не беспокойтесь, моя дорогая. Мы не встречались раньше, так что не удивительно, что вы не помните меня.

Заметив изумление на лице Нериссы, она улыбнулась еще шире и продолжила:

— Я старинный друг вашего семейства и давно приглядываю за вами.

Неужели она подмигнула Нериссе? Та не была в этом уверена, но на миг затаила дыхание: ей представилось, что эта женщина — дальняя, всеми позабытая родственница, готовая оставить наследство Нериссе и Элизабет. Сначала мысль вызвала отвращение, но их ожидало ужасное будущее, и любой человек, способный протянуть руку помощи и спасти семью от невзгод, требовал всего ее внимания и предельной деликатности в обращении.

— Вы... приглядывали за мной? Значит, вам известно...

Нерисса умолкла, не договорив, и слегка взмахнула рукой, обозначив бедственное положение своей семьи лишь жестом; о подобных обстоятельствах не стоило упоминать в обществе. Старая дама едва заметно кивнула.

— Боюсь, что так, моя милая. Но, как ни странно...

Она прервалась, бросив взгляд на плотную пелену дождя за окном, затем продолжила, и в ее взгляде была заметна странная сосредоточенность.

— Возможно, я смогу помочь вам в этой... скажем так, ситуации.


Нерисса усилием воли сдерживала эмоции, сохраняя беспристрастное выражение лица, но сердце ее сжималось от радостного предчувствия. Она все еще терялась в догадках о том, кто же была ее внезапная благодетельница, но открывшаяся пред ней возможность спасения сулила верное и скорое избавление от невзгод. Нерисса тщательно обдумывала свои слова.

— Вы сможете мне помочь?

— Возможно, смогу, моя дорогая. И вот что мы сделаем... Играете ли вы в карты?

Нерисса сочла этот вопрос неуместным и была удивлена весьма нелогичным поворотом беседы, но утвердительно кивнула. Дело в том, что она считалась одним из лучших игроков в Вестмарше: острый глаз, цепкий ум, да и везло ей часто. Она никогда не поддавалась страсти к игре, как Эштон, но ей довелось опустошить немало кошельков своих оппонентов из высшего общества во время «товарищеских» партий в «Судьбу» или в «Дикого гуся». Знала ли об этом старая дама? Неужели она предлагала сыграть с ней? Нерисса ощутила растерянность; Эштон поставил на кон собственность их семьи и проиграл, но вдруг у нее получится вернуть состояние тем же образом? Лишь при мысли об этом голова Нериссы закружилась, но она лишь легко улыбнулась и ответила:

— Да. Я играю в карты.


Экипаж остановился у ворот ее собственного дома; выйдя наружу, Нерисса с радостью отметила, что дождь прекратился. Тучи рассеялись, и наверху засияли тысячи звезд, освещавшие ночное небо над городом. Внезапно Нерисса обернулась, придержав дверцу до того, как та закрылась.

— Мне ужасно неловко, но я все еще не знаю вашего имени.

— Ох, как глупо с моей стороны, я ведь так и не представилась. Меня зовут Карлотта.

— Замечательно, Карлотта. Я ожидаю вас с визитом завтра к ужину. Вы не желаете присоединиться к нам за столом, прежде чем мы сыграем партию?

— Определенно не желаю, дитя мое. Я предпочитаю ужинать в одиночестве.

И с этими словами дама закрыла дверь, задвинула деревянную панель, и экипаж умчался дальше по улице.

У Нериссы кружилась голова, пока она поднималась по ступенькам к входной двери. Быть может, у загадочной незнакомки имеются средства и она просто ищет повод помочь Нериссе и Элизабет. Ну конечно, игра — просто деликатный предлогом, чтобы избежать неловкой ситуации: ведь если бы старая дама просто отдала Нериссе деньги, это бы выглядело как благотворительность. А может, арлотту больше интересует игра с серьезными ставками, чем благополучие Нериссы. Что ж, пусть так. Ясное дело, ей доводилось слышать о всевозможных чудачествах, которые позволяли себе богачи Вестмарша в летах, а иногда и наблюдать их самой. Если Карлотта хочет сыграть, Нерисса с радостью согласится на партию.


На следующий вечер, когда сумерки опустились на город и дом был окутан полумраком, Нерисса беспокойно бродила по комнате. А вдруг Карлотта действительно не в своем уме и совершенно забыла об их уговоре? Может, это была просто жестокая шутка? А вдруг?..

Последняя карта

Ювелир

Текст в формате PDF