«Неужели это и есть испытание? Что мне тут делать?».

Уже собираясь шагнуть внутрь, он услышал рядом голос Гачева.

— Ты что, вот так запросто зайдешь в комнату, из которой нет второго выхода?

Микулов испытывал искушение обернуться, но он знал, что Гачев не преследует его. Он просто слышит голос своего страха.

Но страх не мог перевесить того, во что верил Микулов. Он доверился знакам, которыми с ним говорили боги, и теперь ни за что не свернул бы с выбранного пути. Микулов смело ступил на каменный пол.

Вход за спиной не перекрыли тяжелые решетки, комнату не начала затапливать вода, и стены не двинулись с места, чтобы раздавить его. Только сверкающая энергия по-прежнему ритмично освещала стены. Когда Микулов зашел в комнату, волны света прекратили движение: он оказался там, где было угодно богам.

Но что он должен был сделать?

Он ждал. Хотя ритмичное свечение стен отмеряло время, он совершенно не представлял, как долго простоял на одном месте. Миг от мига, час от часа в этом месте не отличались друг от друга. До сих пор Микулов следовал чутью, которое считал проявлением воли богов, и все же теперь, уставший и измотанный, оказался в тупике. Кровь вскипела, отдаваясь пульсом в висках, а биение сердца участилось. Стоило ему разгневаться, как чувство времени сразу же вернулось. Он простоял так целую вечность, и теперь раздражение подталкивало его немедленно уйти.

Но что-то его остановило. Из глубин сознания всплыло ухмыляющееся лицо Веденина, который вышел встретить потерпевшего неудачу послушника и позлорадствовать. Чтобы избежать такого позора, Микулов был готов ждать хоть целую вечность и даже дольше. Боги заговорят, когда пожелают, а не тогда, когда захочется какому-то там послушнику.

Окружавшее его свечение чуть померкло. «Вверь себя провидению, — будто бы говорило это знамение. — Не торопись и дождись решения богов».

Микулов никогда не отличался терпением. Он заставил себя преклонить колени и замер в смиренной позе. Когда измученное тело захлестнула волна нестерпимой боли, он одними губами начал читать молитву, чтобы успокоить дух и отрешиться от телесных мук.

«Добро пожаловать, боль. Хотя нам не суждено быть вместе долго, я приму тебя с должным почетом».

Микулов провел без движения, казалось, тысячу лет. Он вел безнадежную борьбу с собой. Ноющая боль проникала в сознание, приковывала к материальному миру, не давая соприкоснуться с обителью богов. Пот стекал со лба на веки, падая каплями на голые колени, покоящиеся на камне. Боль и раздражение отвлекали, нарушая успокаивающую пульсацию стен. Четкий ритм стал напоминать издевки Гачева. Микулова со всех сторон окружало воплощенное однообразие: свет растекался по стенам, каменные плиты, между которыми скапливалась влага, блестели от сырости, и лишайник легонько покачивался...

Покачивался?

Микулов моргнул и попытался вспомнить все, что явилось его взору раньше. Да, в давящем однообразии комнаты произошли едва заметные изменения. Он отчаянно пытался теперь увидеть эти перемены.

Разве мягкая зеленоватая поросль покачивалась, когда он только опустился на колени? И если да, то как? Ведь движения воздух здесь не было.

Уставившись на лишайник, Микулов понял, что прав. «Нет, когда я вошел, все было неподвижно». Вскоре он увидел то, что заставляло шевелиться свисающие веточки.

Прямо на глазах из щелей между блоками засочился густой и зыбкий пар. Застывший в воздухе прямо над Микуловым странный туман можно было развеять одним дыханием, но в то же время он производил впечатление настоящей угрозы. Микулов увидел, что пар едва заметно колеблется в такт освещению от стен.

Как это ни было невероятно, странный туман вблизи источника мерцающего света начал обретать форму. Непонятные миазмы, похоже, были заразны, ибо сочились болезнетворной на вид жидкостью.

Внезапно к красному оттенку освещения прибавились желтый, зеленый и синий, но все они выглядели тошнотворно. Цветное мерцание и та сущность, что излучала его, слились вместе. Микулов смотрел на странное явление и все отчетливей понимал, насколько оно опасно, однако ум его никак не мог дать четкое определение увиденному. Отчасти это изменчивое создание напоминало огромный нарыв. Микулов никак не мог рассмотреть, что находится в центре колеблющегося образа. Казалось, там вообще ничего не было.

Наконец Микулов с ужасом осознал, что перед ним в воздухе зияла огромная узкая рана. Видение было отвратительно и духу, и разуму: оно не напоминало ни человека, ни бесформенную массу, ни даже бесплотного духа. Фантом представлял собой парящий над полом разрез, но вокруг не было тела. Казалось, кто-то разрубил сам воздух одним чудовищным ударом невидимого клинка. Микулов попробовал представить, на что должно быть похоже подобное оружие, и инстинктивно потянулся за кистевым клинком.

Пульсирующая рана будто выжидала, и Микулов застыл без движения, занеся руку над рукоятью оружия. Он смертельно устал, и жуткий фантом не только ошеломил его но и, казалось, угрожал его жизни своим существованием. Более того, он угрожал самой реальности — такой, как ее понимал Микулов; рана была явно живой — некое таинственное создание, намеревающееся уничтожить разум Микулова, рассечь его так же, как неведомый клинок рассек пространство, вызвав к жизни это существо.

Когда призрак начал двигаться, Микулов попятился. Существо в равной мере вызывало отвращение и приковывало взгляд. Микулов не сразу понял, что дух принуждает его отступать в нужном направлении, и потому не успел среагировать. Когда он наконец распознал план противника, Микулов схватил кистевой клинок и выставил его в сторону раны, и поведение фантома изменилось. При каждом выпаде юного послушника странное явление повторяло его движения, будто в чудовищном танце с оружием. Микулов слишком поздно заметил, что после нескольких обманных выпадов призрак занял очень опасное положение: он перекрыл вход в комнату.

Микулов огляделся, убеждаясь, что больше через стену ничего не просочилось. Ноги, спина и плечи слишком ослабли, а запас сил и выносливость были не бесконечны. Монахи монастыря Плывущего Неба не признавали безвыходных ситуаций. Наставники учили подопечных находить решения жизненных проблем, чтобы не увязнуть в них. Нужно было пройти испытание как можно скорее, пока еще были силы. «Плевать, насколько ты страшный», — подумал Микулов и бросился к выходу из комнаты.

Но существо преградило ему путь. Ему было мало просто остановить послушника, и оно сделало резкий выпад, нанеся Микулову сокрушительный удар. Казалось, оно навалилось на него всем своим весом. Прикосновение было влажным и вместе с тем обжигало. Послушник рассердился, так как позволил застать себя врасплох. Несмотря на попытку в последний момент уклониться, его ударило по щеке, и Микулов почувствовал, как вязкая жижа течет у него по шее. Сердце сжалось от одной только мысли, что он мог заразиться. Он схватился за край туники и стер им зловонную жидкость, однако ожог не исчез. Его отбросило назад, и Микулов ощущал, как все окружающее пространство заполняется болезнетворным паром. Он чувствовал, как зараза прилипает к коже, как капли отвратительной влаги стекают с его засалившихся волос. Распластавшись на полу, он с запозданием поднял кистевой нож, чтобы парировать следующий удар, и в это мгновение почувствовал себя по-настоящему глупо. И почему он сразу не ударил клинком?

Но сейчас он исправит досадную ошибку. Не без труда поднявшись на ноги, Микулов бросился на проклятое привидение. Но фантом так быстро нанес ответный удар, что, хотя Микулов и успел парировать, он воспользовался оружием лишь простейшим образом, нанеся лишь физический удар, но не высвободив божественную энергию. Поддавшись страху, Микулов не смог сосредоточиться и направить силу духа в нужное русло, несмотря на то, что именно сейчас нуждался в новой технике как никогда.

Он отскочил, ожидая ответного удара, и попытался оценить эффект от атаки клинком. Даже такого слабого удара оказалось достаточно. Призрачное существо затрепетало и словно бы пожухло. Рана стала больше и начала кровоточить, забрызгав каменные плиты на полу. Микулов смотрел на чудовище с ужасом, так как даже истекая кровью и испытывая боль, рана росла буквально на глазах. Кровь стучала в висках — всплеск адреналина еще не прошел, — и он знал, что это его шанс: пока существо еще не собралось с силами, нужно нанести новый удар! И поэтому он ударил клинком, и на этот раз сосредоточился, чтобы призвать на помощь столь необходимую энергию.

Это испытание было чрезвычайно важно: очевидно, именно здесь он должен доказать как свое мастерство, так и находчивость. Его успех в этом бою послужит наставникам доказательством того, что он готов к дальнейшему обучению. И Микулов был готов поклясться тысячей и одним богом, что добьется успеха.

Увы, так легко ему победить не удалось. Хотя на тренировочной площадке в монастыре Плывущего Неба он научился по своей воле призывать на помощь божественную энергию, текущий бой выходил далеко за рамки обычной тренировки. «Сосредоточься! Сосредоточься и высвободи энергию, — понукал он себя, отчаянно стараясь побыстрее вспомнить все особенности своего метода. — Сосредоточься на цели. Призови на помощь все свое упорство, и дай выход энергии, скопившейся в каждой частичке твоего тела». Тем не менее он сильно разволновался и забыл, что ни в коем случае нельзя торопиться. Эту технику следует применять решительно и без спешки. И в результате удар оказался слишком слабым, обыкновенным, ему не хватало энергии духа.

Не хватало до последнего мгновения. В конце концов парящая рана приготовилась контратаковать, и именно страх позволил Микулову высвободить энергию. Паника, которой он поддался, понимая, что не сможет отразить новый выпад противника, выпустила всю сконцентрированную в клинке силу. Резкий выброс энергии вырвался во все стороны. От неожиданности Микулов потерял равновесие, и его отбросило отдачей.

Он покатился по полу и сильно ударился затылком. Инстинктивно он попытался встать на ноги, но на некоторое время застыл, свесив голову, не в силах совладать с головокружением. Куда подевалось его мастерство обращения с клинком? Неужели он просто слишком много о себе возомнил? Или сложность и опасность испытания были ему не по зубам? Хотя сам он не знал, насколько сильно пострадал от падения, увидев противника, Микулов понял, что тому тоже досталось.

Каким бы страшным ни было существо, Микулова до глубины души поразило то, что эта жуткая рана стала еще более ядовитой и снова увеличилась в размерах.

Теперь фантом был значительно выше Микулова и выглядел воспаленным, будто его целиком объял сильный жар. Монстр буквально пылал от злобы. Края раны больше не были ровными, как если бы надрез был сделан лезвием, но выглядели так, будто плоть разорвали голыми руками. Существо начало тяжело и неритмично дышать, засасывая в себя воздух с огромной силой. Ощущение неправильности происходящего нахлынуло на Микулова сильнее, чем раньше, и он понял, что дышать стало тяжелее, как если бы каждый вдох наполнял легкие смертоносной заразой. А хуже всего было то, что изнутри разросшейся раны на пол лилась жгучая кислота. Микулов случайно коснулся ее ногой, и ступню будто объяло пламя.

Микулов вновь обратился к глубинам своего сознания, но в этот раз он хотел найти не упорство, но источник своей ярости, и ее в его душе было хоть отбавляй. После восхождения на вершину с Гачевым он знал, что ярость — тоже дар богов. Позабыв о самоконтроле, он воспользовался силой своего гнева и направил ее на противника.

Клинок испускал чистейшую энергию, и Микулов разил точно в цель. Лезвие поглотил огромный язык горячего пламени — такой разрушительной мощи Микулову еще ни разу не удавалось достичь. Божественная сила сорвалась с клинка, подобно воплощенному гневу, и сбила противника с ног. Взрывная волна продолжала движение до тех пор, пока не достигла стены комнаты, отразившей ее обратно. Вернувшиеся волны ударили по Микулову и чудищу сразу с двух сторон. Мальчик, мечтавший стать монахом, не мог ничего разобрать за стеной огня и упал на спину, широко распахнув глаза от удивления и усталости.

Он тяжело дышал и был благодарен богам за то, что сохранили ему жизнь. Уж такой-то атаки должно было бы хватить! Жуткая тварь просто не могла выжить после такого. Он хотел оглядеться, но мог даже повернуть голову. Обессиленный Микулов испытал страшную горечь отчаяния, когда в воздухе прямо над ним нависла рана. Гнусное существо стало еще больше и сильнее. Как такое возможно? Неужели боги издеваются над ним? Он снова взглянул на внутренности раны, из которых сочилась отвратительная флегма, орошавшая каменный пол. Казалось, все его попытки только придавали врагу сил.

Его силы иссякли. Он был так измучен, что когда даже когда на него начали падать капли гноя, он даже не вздрогнул от адского жжения на коже. Он совершенно ясно понимал, какая участь его ждет: он будет долго и мучительно погибать от этой заразы.

— Глупец, — услышал он чей-то голос. — Ты горделив, вспыльчив и слаб.

Микулов понял, кто это. «Гачев наконец пришел посмотреть, как я умираю, — подумал он, и лишь в отдаленном уголке сознания остались силы удивиться. — Почему он все-таки решил зайти внутрь?» Наверное, упрек был лишь воспоминанием, отголоском страха, сковавшего его в этот страшный час. Микулов не обращал на голос внимания, но Гачев не собирался умолкать.

— Ты опозоришь своих братьев, и не только тех, что остались в монастыре, но и пытавшихся пройти испытание до тебя.

Эти слова запали ему в душу, ведь они были истинны. Оказавшись во власти своей гордыни, Микулов возомнил, что преуспеет в том, что сгубило стольких его предшественников. Но он ничем от них не отличался.

— Думая лишь о своей ничтожной боли, ты никогда не услышишь глас богов.

Это была правда — Микулов не слышал богов, ему мешала боль. Впрочем, у него и раньше не получалось внимать им. Даже выбирая мантру, он поступил бездумно. Если бы он чуть дольше просил совета у богов, то он сделал бы лучший выбор. Он бы взял боевую мантру и полностью бы уничтожил проклятое существо магическим огнем.

— Если будешь следовать только своим порывам, но не воле богов, тебе меня не спасти.

Микулов понял, насколько был глуп. Чем поможет ему сейчас мантра исцеления? Она только продлит его мучения, позволит подставиться под еще один удар разросшегося монстра...

Микулов мысленно осекся, задумавшись над словами Гачева. Тебе меня не спасти. Что он имел в виду?

— А продолжишь в том же духе, сам погибнешь.

«Мои порывы». Микулов наклонил голову. Свиток с мантрой исцеления лежал у него в кармане, и когда он достал его, он увидел, что после боя пергамент был покрыт слоем грязи и обуглен так, что его едва можно было прочесть.

Он еще раз поднял взгляд к нависшему над ним мерзопакостному чудищу. Мрачная комната наполнилась смрадом жуткой раны, которая все росла и росла...

И тогда Микулов понял.

Действительно, нельзя было доверяться своим порывам.